Азиаде Хатун, 18-19 лет
служанка во дворце, позже вошла в штат прислуги Анастасии Хатун | Burcu Özberk | Бурджу Озберк
|
и с т о р и я т в о е й ж и з н и
Жажда мести привела тебя во дворец. За что же ты так ненавидела всю семью, а в особенности меня, сестру султана? Ответ был прост. Твой отец, ставший много лет назад моим мужем, вынужден был оставить свою любимую наложницу, на которой так и не успел жениться. Да и не всё ли равно жена или рабыня? От предложения султана жениться на сестре или дочери не принято отказываться, но свой гарем необходимо распустить, а с женой развестись. Мой муж был слишком амбициозен, но столь же сильно любил твою мать. И так и не смог расстаться с ней. Он присылал ей не только деньги, но и сам навещал её так часто, как было возможно, она следовала за ним тенью по санджакам, тогда как я, не имея на это права, оставалась дома. Их союз был долгим и счастливым, вот кого он по-настоящему любил, даже имя дал новое любимой супруге - Хюррем "свет и радость приносящая". Об этой его "радости" знали лишь самые близкие друзья, разумеется, они ничего не раскрыли мне даже после его смерти.
Поразительно, но он просто грезил о дочери, даже мне часто говорил как хотел иметь дочь, и я даже не знала, что вскоре эту мечту осуществит другая женщина. Он дал тебе всё, что успел дать до того рокового похода. Пусть и недолго, но вас, детей от любимой женщины, обучали лучшие учителя, каких можно было отыскать и которым достаточно было хорошо заплатить не только за работу, но и за молчание.
Ты осталась без отца в том же возрасте, что и мой сын, но в отличие от него у тебя были старшие братья, правда им тоже не довелось долго прожить,они часто и тяжело заболевали, вынужденные много работать, чтобы обеспечить тебя и мать. Любимая женщина Махмуда умерла незадолго до твоего 18-летия. Оставшись сиротой, ты во что бы то ни стало решила пробиться во дворец и получше узнать меня, ведь в твоей голове прочно засела мысль, что именно брак, заключённый с сестрой султана, вынуждал мать и отца скрывать свою любовь, видеться лишь от случая к случаю, отнял у тебя семью. Тебе хотелось бы посмотреть велики ли мои страдания и траур по супругу также, как страдала все эти годы твоя мать в разлуке с ним.
Не ведая ничего о твоих планах, я приняла тебя в штат прислуги, более того, доверила тебе под опеку фаворитку сына. Даже не догадываясь, что давить на меня ты будешь через него и Анастасию. Но, наверно, по счастливой случайности, Орхан занял в твоём сердце место умерших братьев, ты сразу прониклась к нему сестринской симпатией, которую оказалось скрывать сложнее, чем хладное отношение ко мне.
Нет, ты вовсе не желаешь мне смерти (или я слишком ошибаюсь), но какой тогда будет твоя месть, Азиаде?
Скрытна, мстительна и недоверчива, но умеешь делать хорошую мину при плохой игре. Играть по чужим правилам, чтобы потом диктовать свои. Ты умеешь расположить к себе, не смотря на общую сдержанность характера. Умеешь быть послушной и исполнительной, но лишь для того чтобы быть ближе к своей цели, вызвать доверие и разузнать все тайны моей минувшей супружеской жизни - насколько отец был счастлив со мной, любил ли меня, достойна ли я была жертвы, принесённой им? Ты хочешь знать всё о тех днях, что он не проводил с вами.
Но если кому-то удалось завоевать своё место в твоём сердце ты готова стоять за него до конца, потому что если привязываешься к людям, то это крепче любых цепей. Ты более реалистка, но по-детски веришь в настоящую любовь до гроба, как в сказках. Такую, как тебе думается, была у твоих родителей, о такой мечтаешь и ты сама. Возможно, ты даже встретишь её в этом дворце...но твоей первой и самой главной сейчас целью остаюсь я.
д о п о л н и т е л ь н а я и н ф о р м а ц и я
Наши отношения неоднозначны. Я не знаю о твоих планах, а ты намереваешься скрывать свои замыслы, пока не придёт время. Ты оцениваешь едва ли не каждый мой поступок, взвешиваешь каждое слово, сравниваешь про себя с матерью, думая что имеешь на это право. И исподволь разузнаёшь все тайны, располагая к себе моего сына, завуалированно расспрашивая меня. Но ты настолько бесстрашна, что даже не думаешь о том, что твои происки могут стоить тебе очень дорого.
м о й п о с т
Когда пришло это известие - поистине одно из самых страшных - была глубокая ночь. Весь дворец спал, погружённый в сладкую негу, так свойственную зимним вечерам у растопленных каминов со стаканчиком тёплого шербета. Вопреки поэтичным уверениям, Фахрие не провела ночь без сна в дурном предчувствии. Нет, она ничего не подозревала, в её маленьком мирке была тишина, размеренная и волшебная в этот зимний вечер, плавно перешедший в ночь. Ей было не привыкать спать одной, даже не ощущалось этой пустоты, как бывало порой в первые годы супружества, но быстро прошло это чувство.
Разумеется, она считала слишком опрометчивым и каким-то по-детски упрямым настоянием брата, чтобы немолодой супруг младшей сестры сопровождал его в этой кампании, но у неё не было весомых аргументов против военного азарта двух мужчин. Им было безразлично что произойдёт в их отсутствие и это раздражало и пугало Фахрие, но эмоции свои она предпочла скрывать: мужчины не любят, когда женщина выражает своё мнение по вопросам, которые, на их взгляд, её не касаются.
Султанше пришлось смолчать, и вот результат. Не прошло и месяца после отбытия брата со славной армией к границам очередного европейского государства, как к ней тут же прислали гонца.
Молодой сокольничий, которого недавно нанял на службу супруг, вероятно, в силу своей неопытности вовсе позабыл о приличиях и ворвался в спальню госпожи без предупреждения. Лишь ругань служанок за дверью позволила молодой женщине хотя бы проснуться и накинуть на себя подвернувшуюся одежду, дабы не пристать перед слугами в крайне личной одежде. Прежде чем он успел заговорить, в голосе госпожи зазвенел приказной тон:
- Кто бы вы ни были, и что бы вы не принесли, это нарушение всех запретов, и вы ещё называете себя мусульманином. - поднимаясь, и обходя незваного гостя кругом, произнесла Фахрие. Снедающие сомнения и страхи не должны были прорваться наружу, выдержка и гордость, которую уязвил этот мальчишка, явившись к ней, не позволили демонстрировать иные чувства.
- Прошу прощения, госпожа, но...но известия слишком важны для вас, но они прискорбны..., - мальчишка взволнован, её холодность наверняка его пугает.
- Раз уж пришёл - говори. И прекрати заикаться, я же не казнить тебя велю. - женщина посмотрела прямо в глаза ночному визитёру.
- Ваш муж, наш доблестный воин и визирь, был тяжело ранен. Но не смотря на ранение снова пошёл в бой вместе с Повелителем...королевская армия взяла его в плен, он сопротивлялся, а потом его пытали...и убили. - кажется гонец был напуган больше чем сама молодая госпожа. Но стоило лишь взглянуть на неё, чтобы понять - выдержка дала сбой. Фахрие ни рыдала, ни упала в обморок, никого не обвиняла и не стала жалеть себя, но краска схлынула с лица, так она сама стала похожа на призрака в этой полузатемнённой комнате. - Упокой Аллах душу раба твоего... - произнесла молодая вдова и на время затихла. Будто бы опомнившись через несколько минут велела служанкам заняться гостем: свести в хамам, накормить, дать новую одежду и денег, хотя за дурные вести положено было отрубать голову.
Остаток ночи госпожа провела в мрачных мыслях и сбивчивой молитве. Её супруг был хорошим человеком, пожаловаться ей было не на что за годы брака, а если и было, то она с достоинством подавляла эти порывы, потому что выносить беды из своего дома - беда для других. Но больше всего молодую женщину тревожила необходимость, жестокая и неизбежная, донести эту новость до маленького сына, который безоговорочно восхищался отцом и всегда любил его, ждал. Но для этого нужно время, возможно неправильно отстранить Орхана от похорон отца, но сейчас Фахрие было страшно даже подумать, что предстоит увидеть её мальчику, хотя она сама столкнулась со смертью собственного отца в юном возрасте. Но всё же её переживания не сравнить с неизбежным горем Орхана, хотя своего отца султана Османа, Фахрие очень любила.
Сон не шёл, поэтому, велев принести ещё свеч, султанша села за письмо матери. Как бы ей не было тяжело, пусть она и чувствовала себя эгоисткой, но мать теперь была единственным человеком от кого зависела её судьба.
К счастью молодой вдовы, Валиде отозвалась так быстро, как только было возможно, учитывая разделявшее их расстояние. Фахрие заметила волнение матери, её тревогу и оттого показалась себе ещё более равнодушной к смерти собственного супруга, стало стыдно. Но не смотря на трагичность ухода паши из жизни, где-то в глубине души Фахрие была к этому готова. Может быть именно поэтому султанша казалась равнодушной со стороны, хотя служанки шептались что она держится ради сына и только. Действительно было так, но все слёзы она выплакала в ту ночь, хотя кто знает, что будет, когда во дворец доставят тело славного воина; Фахрие не могла за себя ручаться в такую минуту.
- Валиде, - улыбка бледная, едва заметная, но проскальзывает на губах султанши. Бессонная ночь и слёзы всё же не проходят бесследно, - я буду сильной. Ради Орхана, которому ещё предстоит узнать правду. Я не решилась говорить с ним в это утро, даже не видела его сегодня. Я, верно, сейчас выгляжу слишком...дурно. Ни к чему ему видеть, вы правы. - султанша набрала в грудь побольше воздуха. - Но до того, как привезут тело моего мужа, я должна буду поговорить с сыном. Он ещё слишком мал, чтобы познать боль такой утраты, но значит такова судьба, и не мне пытаться её обмануть. - дочь помолчала. - Валиде, теперь наша с сыном судьба в ваших руках, как и прежде я вверяю себя вашему опыту и мудрости. - но не без смятения добавила, - Каковы ваши планы в отношении меня? - наконец вошли во дворец. К приезду Валиде был готов тёплый ужин, аромат кофе женщины почувствовали ещё в первых залах дворца. - Вы наверняка устали, а я замучила вас вопросами. - извиняющимся тоном произнесла Фахрие. - Наверняка до сына уже дошли слухи о вашем приезде, но мне бы хотелось, чтобы вы ничем не выдали печаль Орхану, прошу вас, дайте мне время самой сказать об этом, у нас наверняка есть несколько дней - путь неблизкий. - женщины устроились в одной из комнат, наслаждаясь свежим кофе и выпечкой, которую проворные девушки тут же поставили на стол. Казалось ничего не изменилось, только слишком испытующе, пусть и молча, смотрела Фахрие на мать, ожидая решения своей участи.